"Психотерапия и духовные традиции". Александр Бадхен

"Я", и управляем, руководим и пользуемся всем, с чем нам

Выполняя это упражнение и постепенно разотождествляясь со своими "частями", человек получает возможность пережить свое "Я" как "центр чистого самоосознавания".

Нам с Марком это упражнение очень нравилось. Выслушав наш рассказ, Джозеф сказал, что принцип дезидентификации очень важен, но, то, что мы назвали "дезидентификацией", на самом деле - лишь более высокий уровень идентификации:"Сначала вы разотождествляетесь со своим телом, эмоциями, мыслями и т.д., а потом идентифицируете себя с неким "центром чистого самоосознавания". Это, конечно, лучше, чем идентифицировать себя с какой-то эмоцией или мыслью, но это такая же идентификация, хотя и на более высоком уровне. В медитации же мы действительно освобождаемся от идентификации со своим "Я", от привязанности к нему".

Это замечание Джозефа показалось мне очень важным, и с тех пор я много раз мысленно возвращался к нашему разговору. С одной стороны, то, что заметил Джозеф, касается различий между медитацией и психотерапией. С другой - это пример возможного сравнения, сопоставления данных областей человеческого опыта. Мне захотелось продолжить это сравнение, тем более, что в последние годы у психологов явно возрастает интерес к "духовному измерению", а для многих из нас вопрос о том, где кончаются границы деятельности психотерапевта в этом направлении, черезвычайно актуален.

Выделенные мною признаки неравноценны: некоторые из них довольно поверхностны, другие - принципиальные, глубокие, третьи противоречивы. Из моря существующей по этому поводу литературы мне удалось обобщить лишь незначительную часть. Наверняка мое сравнение не будет исчерпывающим. Скорее, оно может очертить пространство для дальнейших размышлений.

Начну с того, что их сближает:

- и психотерапия, и многие духовные традиции исходят из представления об искаженности человеческого восприятия - способности человека видеть вещи не такими, какие они есть. В буддизме - это идея о самсаре, о том, что наше сознание - источник иллюзий. Платон утверждал, что то, что мы видим и принимаем за реальные фигуры, - на самом деле, лишь их тени. Плотин понимал сознание как центр перспективы, зависящей от угла зрения. Л.Толстой говорил о том, что люди находятся в плену ложных представлений о жизни, порожденных ложной жизненной перспективой. Ницше считал, что явлений нет, а есть только интерпретации. В психотерапии искаженность восприятия объясняются с точки зрения представления о психологичеких защитах - отрицании, проекции, идентификации, и др.;

- человек представляется разделенным в самом себе, фрагментированным, из-за чего и проистекают его страдания и проблемы, что мешает ему стать целостным и взять на себя ответственность. И психотерапия, и духовные традиции признают особое значение самопознания, благодаря которому человек может найти потерянную часть себя и снова стать целостным, интегрированным, перестать разделять себя на "Я" и "не Я", не идентифицировать себя с одними частями себя, отрицая другие и проецируя их на окружающее. "Находится заблудшая овца, возвращается блудный сын и ему рады" (A.C.Robin Skynner, 1985);

- открытие себя признается болезненным процессом, своего рода "горьким лекарством", ведущим к исцелению и росту, когда бессознательное становится осознанным (что происходит по мере ослабления отрицания и возвращения диссоциированных частей). "Сознание не может родиться без боли", - говорил Юнг;

- человек представляется ищущим скрытые ресурсы, которые не могут открыться без самопознания и интеграции;

- происходит проникновение терминов духовных дисциплин в психотерапию: "присутствие", "медитация", "дух", "душа", "душевная рана", "просветление", и др. Возможны психологические исследования в области духовных традиций, например, в области психофизиологии йоги, психологии буддизма, медитации и ее клинического применения;

- применение как духовных практик, так и психотерапии требует, чтобы человек находился в личном регулярном контакте с учителем, наставником, гуру, психотерапевтом, проводником или лидером, который прежде сам прошел через подобный опыт, сам увидел, понял и принял какие-то аспекты себя самого, ушел от собственной фрагментированности, иллюзий, нарушенного восприятия. Причем Юнг подчеркивал, что психотерапевт должен быть подготовлен не только в научной области и в овладении техниками, но сверх того человечески и духовно;

- в психотерапии и в духовных традициях в несчастии, страдании и болезни видят проявление возможностей для духовного роста. "Благо нам, что имеем иногда некоторые печали и бедствия, ибо часто возвращают они человека на душу свою, чтобы познал он себя в изгнании и не полагал своего упования ни на что в здешнем мире" (Фома Кемпийский). В Исламе болезни понимаются как великое благословение, поскольку предоставляют возможность очистить себя от прежних грехов - отбросить прочь ложные помыслы и поступки (G.Henry, 1993).

- некоторые приемы и принципы психотерапия заимствует из духовных практик. Например, работу с телом (психосинтез, фокусинг, АТ, гештальт-терапия, и др.). Многие психотерапевты в своей работе широко пользуются духовными притчами в качестве целебных метафор (N.Peseschkian, 1979, Ellen Y.Siegelman, 1990). Во многих духовных притчах можно найти важнейшие принципы, применяемые современными психотерапевтами различных школ. Например, герой одной из духовных притч Н.С.Лескова призван открыть премудрость: какой час важнее всех, какой человек важнее всех, и какое дело дороже всех. И он познает, что час важнее всех - теперешний, "потому что всякий человек только в одном в теперешнем своем часе властен", человек нужнее всех - "тот, с которым сейчас дело имеешь, ...потому что от тебя сейчас зависит, как ему ответить, чтоб он рад или печален стал", дело дороже всех - то "добро, которое ты в сей же час этому человеку поспеешь сделать" (Н.С.Лесков, 1903). Так сто лет назад Лесковым были описаны появившиеся позже в психотерапии принципы "здесь и теперь", "присутствие" и "личностно центрированный подход".

Психотерапевт Джудит Браун (J.Brown, 1980) отмечает, что среди хасидских историй, собранных Мартином Бубером, она нашла "потрясающую коллекцию примеров основных гештальт-принципов".

Известен большой интерес психотерапевтов к семинарам, проводимым для них учителями различных духовных направлений, например, различных школ индуизма, буддизма, суфизма и др. Один из основателей и первый президент Американской Ассоциации Гуманистической Психологии Джеймс Бьюдженталь (J.Bugental, 1978) среди средств, которые терапевт может использовать для уменьшения влияния собственных дистрессов на пациента, кроме известных методов указывает на медитацию. Кстати, первые ретриты по медитации випассана, которые провели в 1988 и 1989 годах в Ленинграде Дж.Гольдштейн и Ш.Зальцберг, cобрали несколько десятков психологов и психотерапевтов. Для многих из них, делившихся со мной впоследствии своими впечатлениями, участие в ретритах явилось необычайно важным, в том числе и для профессионального развития;

- изучение духовных традиций оказало большое влияние на таких философов и теоретиков западной психологии как К.Юнг, Р.Ассаджиоли, А.Аньял, А.Маслоу, М.Бубер, Э.Фромм. Причем Бубер и Фромм сами занимались с учителями восточных традиций, а книга Фромма "Дзен-буддизм и психоанализ" написана в соавторстве с Д.Т.Судзуки, знаменитым мастером дзен-буддизма. Юнг склонен видеть прямую связь между развитием психотерапевтических техник и духовными традициями. Д.Голман (D.Goleman, 1988) вспоминает как в 1974 году тибетский учитель Чогиам Трунгпа сказал ему:"Буддизм придет на Запад как психология".

Критически оценивая возможность применения на Западе индийской йоги и построенных на ее базе психотерапевтических методов, Юнг (K.Jung, 1978) указывает на несомненную связь психоанализа с одой из духовных практик - исповедью. Он пишет: "Психоанализ Фрейда основывается на практике исповеди... Со временем Запад изобретет свою собственную йогу, она будет опираться на фундамент, заложенный христианством".

Мне кажется, здесь будет уместно коснуться другой важнейшей христианской духовной практики - молитвы, чтобы также и в ней постараться увидеть предпосылки появления многих современных психотерапевтических техник. И именно практики "внутренней, сердечной, непрестанной молитвы". Опыт, описанный более ста лет назад Архимандритом Михаилом (Козловым) настолько поразителен, что я не могу удержаться и приведу большую цитату, взятую из того места его книги, он объясняет слепому, как подобает молиться сердцем:

"- Вот ты ничего не видишь, а ведь можешь умом вообразить и представить себе то, что ты прежде видал, то есть человека или какую-нибудь вещь или свой какой-нибудь член, например руку или ногу. Можешь также вообразить, как бы на него смотрел, и можешь навести и устремить на него, хотя и слепые, свои глаза?
- Могу, - ответил слепой.
- Ну, так ты точно так же вообрази свое сердце, наведи свои глаза, как бы смотрел на него. А умом-то внимательно слушай, как оно бьется и ударяет раз за разом. Это называется у святых отцов "сводить ум из головы в сердце". Когда к сему приспособишься, то и начинай к каждому удару сердца, смотря на него, приноравливать молитвенные слова таким образом: с первым ударом подумай - господи; со вторым - Иисусе; с третьим - Христе; с четвертым - помилуй; с пятым - мя. И повторяй сие многократно... Потом, как к сему привыкнешь, то начинай вводить и изводить всю Иисусову молитву в сердце вместе с дышанием, как учат отцы, то есть, втягивая в себя воздух, скажи или вообрази: Господи Иисусе Христе, а испущая из себя - помилуй мя ... Только при сем всемерно остерегайся от представлений в уме и являющихся каких-либо видов, не принимая вовсе никаких воображений, ибо святые отцы крепко заповедают при внутренней молитве сохранять безвидие, дабы не впасть в прелесть".

Впервые практика "внутренней сердечной непрестанной молитвы" была описана Св. Никодимом Святогорцем (1749 - 1809), афонским монахом, главным создателем Филокалии, или Добротолюбия. Добротолюбие было напечатано в 1782 году. Никодим также составил Духовные Упражнения, изданные в 1800 году. Эти книги сочетают наследие восточной традиции с западными духовными творениями. В них присутствует основополагающее родство с Духовными Упражнениями Св.Игнатия Лойолы (1491 - 1556), который под именем Духовных Упражнений понимал всякий способ "каким душа приготовляется и располагается для своего освобождения от всех неупорядоченных влечений и, коль скоро они будут уничтожены, для поиска и обретения воли Божией относительно устройства своей жизни и для спасения своей души". В Духовных Упражнениях используются дыхательные техники, некоторые медитативные приемы, работа с телом, символами, образами, воображением, волей и др. Следует особо отметить, что книга Игнатия Лойолы была предназначена не упражняющемуся, а его духовному руководителю, наставнику, который должен соотнести Упражнения с возможностями тех, кто желает их совершить, чтобы они наилучшим образом послужили их духовному развитию. Являясь личным деланием, они разрешаются не каждому и не в любое время. Таким образом, затворяющийся получает упражнения от духовного руководителя, свидетеля внутренней работы упражняющегося, который сопровождает его на всем пути, давая ему краткие указания относительно молитвы и размышления и помогая ему обрести ясное видение своего внутреннего состояния.

Отличия:

- все духовные традиции построены на идее порядка, иерархии, в которой человек занимает определенное, отведенное ему низкое положение и служит целям структуры;

- психотерапия сфокусирована на личности. Психотерапия стремится усилить Эго."Там, где было Оно должно стать Я" (Фрейд, 1989). Психотерапия фокусируется на развитии имеющейся структуры Эго,которая позволила бы человеку быть более эффективным, гармоничным и счастливым в существующем мире - по сути, личностный рост предполагает это. В этом смысле психотерапия всегда индивидуальна, единична, и в этой единичности и индивидуальности состоит одно из важнейших отличий психотерапии (как практики) от психологической науки. Психология абстрактна, она относится и принадлежит всем в равной степени, а психотерапия конкретна, она имеет отношение к данному конкретному человеку. Психология ищет ответы на вопросы, что такое личность, или что такое отношения, и как они связаны между собой, или, что такое восприятие, и т.п., но не ставит вопрос "Кто такой Владимир?", и не ищет на него ответа. А в процессе терапии такой вопрос может быть поставлен. Может быть поставлен как главный вопрос. Именно благодаря тому, что в психотерапии единичное становится выше общего, оказывается возможным диалог, построенный на отношении "Я-Ты" , раскрывающий Внутренний Мир, метафорически переданный Мартином Бубером в одной из хасидских притч, в которой рассуждается о смысле Божьего вопроса "Где ты?" "Когда Бог спрашивает "Где ты?"... Бог вопрошая не рассчитывает узнать что-то ему неизвестное; Он ждет от человека другого - отклика... если только вопрос достигнет сердца человека, если человек позволит ему проникнуть в свое сердце" (M.Buber, 1978).

Без признания Внутреннего Мира психотерапия невозможна. "Я вижу тебя, и ты видишь меня. Я воспринимаю тебя, ты воспринимаешь меня. Но никогда-никогда я не смогу увидеть, как ты воспринимаешь меня. Также как ты не можешь "видеть", как я воспринимаю тебя" (R.D.Laing, 1967). Я знаю что-то, чего не знаешь ты, и ты знаешь что-то, чего не знаю я. То знание, о котором я здесь говорю, является частью жизненного опыта человека, и знание, которое человек пытается выразить спаянно с опытом его/ее жизни. Когда я говорю "знание", я не имею в виду слова, мысли, идеи, а понимаю под этим тот смысл, который в это вкладывается. Одно и то же слово, понятие для меня и для другого человека имеют совершенно различный смысл. Итак, вначале есть мой смысл и ее/его смысл. В процессе терапии формируется наш смысл, он включает в себя мой смысл и ее/его смысл. Мы вместе создаем что-то. Он/она впереди меня, я следую за нею/ним, постоянно выражая готовность и присутствуя в данный момент. И это позволяет находиться не только "здесь и теперь", но также быть в будущем, прежде, чем оно наступит. Это то, что Кларк Мустакас (Clark Moustakas, 1992) называет "anticipattory caring" ("предвосхищающая забота"), а Хайдеггер называл "being towards" ("быть направленным").

Поразительный пример таких отношений дает Л.Толстой в "Анне Карениной". Мне хочется привести здесь отрывок из диалога между Левиным и Кити:

" - Я давно хотел спросить у вас одну вещь.
Он глядел ей прямо в ласковые, хотя и испуганные глаза.
- Пожалуйста, спросите.
- Вот, - сказал он и написал начальные буквы: к,в,м,о,: э,н,м,б,з,л,э,н,и,т? Буквы эти значили:"когда вы мне ответили: этого не может быть, значило ли это, что никогда, или тогда?"
Не было никакой вероятности, чтоб она могла понять эту сложную фразу; но он посмотрел на нее с таким видом, что жизнь его зависит от того, поймет ли она эти слова.
Она взглянула на него серьезно, потом оперла нахмуренный лоб на руку и стала читать. Изредка она взглядывала на него, спрашивая у него взглядом:"То ли это, что я думаю?" - Я поняла, - сказала она покраснев.
- Какое это слово? - сказал он, указывая на н, которым означалось слово н и к о г д а.
- Это слово значит н и к о г д а, - сказала она, - но это неправда!
Он быстро стер написанное, подал ей мел и встал. Она написала: т,я,н,м,и,о.
... Он вдруг просиял: он понял. Это значило:"тогда я не могла иначе ответить".
- Он взглянул на нее вопросительно, робко.
- Только тогда?
- Да, - отвечала ее улыбка.
- А т... А теперь? - спрорсил он.
- Ну, так вот прочтите. Я скажу то, чего бы желала. Очень бы желала!
- Она написала начальные буквы: ч,в,м,з,и,п,ч,б. Это значило:"чтобы вы могли забыть и простить, что было".
Он схватил мел напряженными, дрожащими пальцами и, сломав его, написал начальные буквы следующего:"мне нечего забывать и прощать,
я не переставал любить вас".
Она взглянула на него с остановившейся улыбкой.
- Я поняла, - шепотом сказала она".

В психотерапии личность ставит вопрос "Кто Я?" С точки зрения буддизма такая прочная привязанность к "Я" является проявлением невежества в отношении того, кто мы есть в действительности, и источником некой тенденции, вызывающей страдания, называемой "пять kleshas": ненависть, жадность, зависть, гордость и невежество. Хотя психотерапия в каком-то смысле также имеет дело с проявлениями этих kleshas в жизни человека, она не дает нам подойти к их источнику, посеянному нашим "Я". И пока терапия помогает нам освободиться, скажем, от каких-то специфических проявлений нашей ненависти, зависти, жадности и т.д., медитация может в принципе разоблачить наше Эго, освободиться от подобных проявлений фиксации на нашем "Я". Для практикующего медитацию вопрос "Кто Я?" не имеет ответа (J. Welwood, 1985). В "Бхагават Гите" дается фундаментальное различие между сознанием и содержанием сознания. В свете этого различения оказывается, что то, что мы обычно называем сознанием совпадает с содержанием сознания: наши восприятия, ощущение личной идентичности, наши эмоции и наши мысли во всем их разноцветье и на всех уровнях (J.Needleman, 1985). Очевидно, многие духовные практики, в особенности связанные с какими-то школами буддизма, направлены непосредственно на переживание бытия и обходят всякое содержание сознания, просто регистрируя его как "мысли, мысли; чувства, чувства" (T.Yeomans, 1988). Сравнивая этот медитативный прием с принятым в психотерапии принципом "здесь и теперь" Джозеф Гольдштейн (J.Goldstein, 1993) называет его техникой "не теперь".

В христианстве, где "Бог хочет, чтобы христианин совершенно отвергался от своей воли, хотения и всякого к оному пристрастия и совершенно предался бы в Его Божественную волю" вопрос "Кто я?" также имел бы совершенно иной смысл.

- духовные школы не ставят специальной задачи заботы о психическом здоровье. Более того, некоторые духовные практики могут провоцировать нездоровье: например, медитация. По юнговской интерпретации, при медитации стимулирующее бессознательное погружение за пределы Эго может вызвать высвобождение значительной энергии бессознательного, которая, неожиданно всплывая, абсорбируется Эго. Если при этом содержание этой энергии будет активировано - можно сойти с ума (Miyuki, 1985). Подобные издержки при обучении Восточным духовным традициям не были редкостью. По мнению Н.Абаева (Абаев, 1989), об зтом свидетельствует популярный в средневековой китайской литературе образ сумасшедшего монаха. При отсутствии должной интуиции у наставника духовная практика чань-буддизма могла оказаться опасной для психического здоровья ученика, в результате чего вместо "просветленного" человека мог получиться "счастливый идиот". Однако, в то же время, Абаев ссылается на данные о том, что опытные наставники умели вовремя распознать и предупредить признаки надвигающегося психического расстройства и даже умели лечить его, если оно имело место. "...чем более мощным является метод, тем он более опасен при неправильном применении" (A.C.Robin Skynner, 1985). Впрочем, последнее справедливо также и в отношении психотерапии. Психотерапевт Р.Д.Лэнг (R.D.Laing, 1967) пишет:
"Отношения двух людей друг к другу объясняются не просто внешне, как можно объяснить отношения двух биллиардных шаров, но как отношения двух миров человеческого опыта, которые приходят в соприкосновение, когда встречаются двое... Любые техники, применяющиеся в отношении другого человека без учета его уникальности, направленные на изменение его поведения, пренебрегая его переживаниями, исследующие его отношения, исключая неповторимость как самих этих отношений, так и тех, с кем эти отношения строятся..., которые рассматривают человека как объект-нуждающийся-в-изменении, а не как человека-которого-нужно-принять, - увековечивают болезнь вместо того, чтобы лечить ее."

Доброта и сострадание стоят первыми в ряду качеств, которыми должен обладать буддистский наставник (Sogyal Rinposhe, 1993) "Руководитель...пусть остерегается суровости и строгости в обхождении с ним (упражняющимся, примечание мое, А.Б.), но пусть лучше будет по отношению к нему ласковым и приветливым; пусть ободряет его и укрепляет для дальнейшей работы...", - писал Игнатий Лойола в своих Духовных Упражнениях более 400 лет назад;

- несчастье оценивается психологом как негативный факт, а счастье - как позитивный. Цель психотерапии - отвечать определенной задаче человека. Духовные практики такой цели не имеют. Например, медитация не ставит своей целью помочь нам разрешить наши внутренние проблемы и улучшить самочувствие. Учитель медитации Судзуки Роши однажды сказал: "До тех пор, пока вы думаете, что практикуете медитацию ради чего-то, эта практика не будет настоящей".

В то же время нельзя забывать, какую большую роль в духовных практиках и в том числе в буддизме играет сострадание. Учитель медитации випассана Джозеф Гольдштейн (J.Goldstein, 1993) говорит, что целью буддистский практики является мудрость и сострадание. Далай Лама считается буддистами воплощением Авалокитешвары - бодиссатвы сострадания. Практика сострадания - важнейший элемент буддизма. Существуют специальные медитативные упражнения для развития способности к состраданию (например, практика "тонглен" у тибетских буддистов, практика развития любящей доброты и др.). Когда-то я прочел притчу об испытании Будды Марой (злым духом), где Мара является Будде в образе коршуна терзающего голубку. Будда пытается ее защитить, но коршун говорит, что надо же и ему что-то есть, иначе он сам умрет от голода. На это Будда отсекает ножем часть своей плоти и бросает коршуну взамен голубки. Тогда откуда-то возникают весы и на одну чашу коршун кидает голубку, которую пытается спасти Будда, а на другую ту плоть, которую Будда отсек от своего тела. И несмотря на то, что кусок тела Будды больше голубки, она все же перевешивает. Будда отсекает все новые куски, но голубка остается тяжелее на этих весах, и тогда Будда сам бросается на чашу весов, и лишь после этого чаша, которая до тех пор оставалась наверху, опускается: спасти можно лишь, отдавая всего себя.

Вот моления христианина Михаила Заточника: "Никто ведь не может пригоршнями соль есть, ни в горе разумным быть; всякий человек хитрит и мудрит о чужой беде, а о своей не может рассудить. Если кто в печали человеку поможет, то как студеной водой его напоит в знойный день". Старец Зосима у Достоевского повторяет слова из Евангелия Иоанна: "Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода" (Евангелие от Иоанна, глава ХII, стих 24). Достоевский так описывает встречи старца Зосимы с прихожанами: "...а была лишь любовь и милость с одной стороны, а с другой - покаяние и жажда разрешить какой-нибудь трудный вопрос души или трудный момент в жизни собственного сердца". "Любовь и милость." Психотерапевт Стефан Левин говорит: "Когда ваш страх соприкасается с чьей-то болью - он превращается в жалость. Когда ваша любовь соприкасается с чьей-то болью - она становится состраданием". Другим примером применения духовных упражнений для помощи ближнему может служить еще один эпизод из книги Архимандрита Михаила, где он объясняет алкоголику как правильно читать Добротолюбие, чтобы бросить пить. При этом он наставляет его следующими словами: "Если ты не понимаешь Слова Божия, так бесы понимают и трепещут". (Ср. с рефреймингом типа "вы можете не понимать смысла этих слов, но ваше бессознательное понимает");

Мне кажется важным особо отметить, что в духовных традициях, где не придается значение разделению "счастья" и "несчастья" появляется практика сострадания, а психотерапия, целью которой является достижение пациентом "счастья", создает лишь техники;

- психотерапия родилась на Западе, а духовные практики пришли с Востока. Духовные традиции по определению являются проявлениями Высшего. Они существовали веками или тысячелетиями, распространяясь своими последователями в заботе об их сохранении. История психотерапии ограничивается всего одной сотней лет. Обычно ее рождение связывают с именем З.Фрейда. В начале этого века в своей восемнадцатой лекции из курса введения в психоанализ он утверждал, что психоанализ нанес третий, самый чувствительный удар по человеческой мании величия, указав человеческому "Я", что оно не является хозяином в своем доме, а вынуждено лишь довольствоваться жалкими сведениями о том, что происходит в его душевной жизни бессознательно. Первый удар, согласно Фрейду, человечеству нанес Коперник, от которого оно узнало, что земля не центр вселенной, а крошечная частичка огромной мировой системы. Второй - связан с именем Дарвина, уничтожившего привилегию сотворения человека, и указавшего человеку на его происхождение из животного мира. Поставив психоанализ на одну прямую с Коперником - Дарвиным, Фрейд, в то же время, олицетворяет решающий поворотный момент в ее траектории (R.Tarnas, 1991) Психотерапия стала возможной с разрушением картезианского представления, будто-бы мир можно описывать объективно, без учета человека-наблюдателя, когда Фрейд показал, что представление об объективной реальности окружающего мира бессознательно обусловлено состоянием субъекта. В то же время, психоанализ Фрейда оставался прежде всего научным исследованием - анализом: аналитик должен делать свое исследование настолько аккуратно насколько может, и тогда терапия сама позаботится о себе (R.D.Chessick,1983). Совсем как у Мандельштама: "Наша наука говорит: отодвинь явление - и я с ним справлюсь и освою его. "Далековатость" (выражение Ломоносова) и познаваемость для нее почти однозначны" (O.Mandelstam, 1984)

Юнг, не связанный, как Фрейд, сциентизмом ХIХ века, писал, что, помимо всего прочего, ему казалась крайне неубедительной позиция Фрейда в отношении духа. "Когда бы в человеке или в произведении искусства выражение духовного (в интеллектуальном, не в сверхъестественном смысле) выходило на свет, он (Фрейд - прим. А.Б.) подозревал и намекал на то, что это подавленная сексуальность" (Jung, 1963, p.149). В первой половине ХХ века работы Юнга были исключением из общей тенденции, пренебрегавшей духовным уровнем. В рамках рационалистических моделей мышления духовная сфера всегда рассматривалась как нечто иррациональное и, следовательно, недоступное пониманию. Наука чаще всего отделяла от себя духовность как нечто непостижимое и субъективное и, стало быть, недостойное серьезного изучения (T.Yeomans, 1992). Во многом взгляды Юнга были близки взглядам Ассаджиоли, попавшим в психоаналитические "еретики" еще до Юнга. Уже в 1910 году Ассаджиоли считал, что психоанализ перегружен и ограничен исследованием психопатологии детства. Он предложил "психосинтез" - направление, сосредоточенное на том, как человек в течение своей жизни интегрируется, синтезируется на высших уровнях. Причем тогда психосинтез представлялся Ассаджиоли логическим продолжением психоанализа. Для 1910 года это была слишком передовая идея, Ассаджиоли не был услышан, и в психологии до середины века продолжала существовать вера в то, что психологическое развитие человека заканчивается по достижении им биологического созревания. Говоря о стадиях духовного развития человека, Ассаджиоли особо выделял процесс, названный им самореализацией. Этим термином он обозначал два типа развития осознавания, которые хотя и связаны между собой, но все же имеют существенные различия. Первый, в дальнейшем нашел соответствие с содержанием понятия "самоактуализация" (Maslow, 1968), т.е. пробуждение и проявление скрытых возможностей человека. Второй, близок к понятию "самопостижение" и означает осознание, открытие человеком своего Высшего Я - синтезирующего духовного центра. Ассаджиоли употребляел слово "духовный" в его наиболее широком значении, определяя таким образом "не только собственно религиозный опыт, но любые состояния сознания, любые психические функции и формы психической деятельности..." (Assagioli, 1965). Так духовное измерение было включено в практическую психологию, хотя до середины этого века не вызывало большого интереса. Еще одним из объяснений, которое могло бы помочь понять причину столь долгого игнорирования духовного измерения является феномен, описанный впервые в 1945 году Робертом Десой (R.Desoille) под названием "подавление Высшего". Позднее Фрэнк Харониан (F.Haronian) в лекции в 1967 и в статье с одноименным названием в 1972 году обобщил работы, посвященные причинам уклонения от возможностей духовного роста. Среди других он приводит статьи Маслоу, в которых тот говорит о психологических защитных механизмах, названных им "комплексом Ионы" и "десакрализацией", и работу Андраша Аньяла (A. Angyal), в которой личностный рост связывается с тревогой и страхом перемен.

Только с появлением достаточного опыта в области экзистенциальной, трансперсональной, гуманистической психологии за последние 30 лет, с накоплением опыта работы с измененными формами сознания, с пациентами, пережившими клиническую смерть, и с умирающими, когда стало ясно, что старые научные модели не в состоянии представить удовлетворительное решение проблем, усилился интерес к духовному измерению. С начала 90-х годов даже среди традиционных психологических школ растет осознание того, что духовное измерение человеческого опыта является полноправной сферой исследования и изучения в рамках психологической науки (T.Yeomans, 1992).

Когда эта статья была почти готова, я получил пакет из буддистского центра в Швейцарии. В него было вложено открытое письмо, подписанное двадцатью двумя западными учителями буддизма, которые в марте 1993 года встретились с Его Святейшеством Далай Ламой 14-м. В письме, в частности, говорится:
"Нашей главной ответственностью как буддистов является работа по созданию лучшего мира для всех форм жизни. Задача по распространению буддизма как религии является вторичной. Доброта и сострадание, углубление мира и гармонии, так же как терпимость и уважение других религий должны быть тремя ведущими принципами наших действий. ... Учителя всех школ могут извлечь огромную пользу и практический опыт от изучения других традиций... Открытия и методики современной психотерапии очень важны для уменьшения страданий, переживаемых учениками. Одновременно с этим необходимо способствовать развитию психологических практик, заимствованных из буддистских традиций".

Мне показалось, что в этом письме я получил ответ на свой вопрос. Во всяком случае, я вспомнил хасидскую притчу, которую прочел когда-то у Мартина Бубера: однажды несколько учеников умершего цаддика пришли к своему новому учителю и выразили удивление тому, что его порядки отличаются от тех, к которым они привыкли. Тот воскликнул: "Что бы это был за Бог, если бы существовал только один способ служить Ему!"

---